13.6. Спор

30. Пример того, как не следует спорить

В приведенном ниже фрагменте из юмористического рассказа Л. Зо­рина «Полемисты» описывается «спор» между сотрудниками некоего научного института. Автор утрирует и доводит до карикатуры черты, при­сущие некоторым обычным спорам.

Попытайтесь ответить на следующие вопросы: к какому виду отно­сится спор? можно ли достичь в нем победы? какие конкретные аргу­менты используются и какие из них относятся к некорректным?

Петрунин, еще молодой человек, направлен в институт, чтобы помочь разрешить возникшие там разногласия. Его представляет собравшимся директор института, профессор Ратайчак.

«Стоило ученым войти, задвигать стульями, усесться удобнее, при­нять свои привычные позы и, главное, оглядеть кабинет и разместивших­ся в нем коллег, как сразу возникла некая аура, какое-то грозное биопо­ле. В воздухе было что-то опасное.

— Ну что ж, дорогие друзья, приступим, — приветливо сказал Ра­тайчак. — Это вот товарищ Петрунин. Прошу вас его любить и жаловать. Очень надеюсь, его участие будет полезным и плодотворным.

— Уже успели сориентировать? — спросил с места ученый с просе­дью и окладистой бородой.

— На недостойные намеки не отвечаю, — сказал директор.

— Не отвечать — это вы умеете, — бросил с места другой ученый, сутуловатый, желтолицый, с быстро бегающими красноватыми глазками.

— Я попрошу соблюдать порядок, — сказал с достоинством Ратай - чак. — Как известно, в коллективе сложилась ситуация весьма деликатная.

— О деликатности лучше не надо! — крикнул разгневанный боро­дач. — Эва куда загнул — деликатная.

— Виноват, не учел аудитории, — ответил Ратайчак не без яда. — Речь идет о том, что профессор Скурский обвиняет профессора Черда - кова в заимствовании.

— В заимствовании?! — завопил желтолицый, по-видимому, это и был Скурский. — Он не заимствовал, а спер!..

«Что происходит? — терялся Петрунин. — Что это они говорят?»

— Низкий поклеп! — сказал бородач. Петрунин понял, что это и был Чердаков.

— Скажите, какое высокое сердце, — издевательски усмехнулся Скурский, — какие мы не от мира сего. А пытаться присвоить материа­лы, собранные твоим коллегой, да при этом заинтересовать директора.

— Ну, Маврикий Петрович, — сказал Ратайчак, — за такие слова когда-то к барьеру.

— Отродясь у вас не было никаких барьеров, — крикнул Скур­ский, — как и у вашего выкормыша.

— И вы смеете — о чужих материалах? — Чердаков патетически воздел руки. — Всю жизнь на вас, как на плантатора, горбатятся моло­дые люди, а вы еще имеете наглость.

— Это мои ученики! Уж разберемся без вашей помощи, как я фор­мирую ученых, — Скурский испепелил его взглядом. А переманивать да обольщать — так поступают только растлители! Мазурики на худой ко­нец.

— Я прошу занести в протокол, — сказал Чердаков, сжав кулаки, — что здесь при полнейшем попустительстве руководителя института травят заслуженного специалиста.

— Ну, то, что вы заслужили, — всем ясно. Заслуженный специа­лист, как вам нравится? — спросил Скурский с почти натуральным хо­хотом. — Пишет собственную фамилию по крайней мере с двумя ошиб­ками!

— Ложь, — сказал Чердаков. — Передержка и ложь. Но лучше плохо писать фамилию, чем хорошо — на других доносы!

— Уж этот жанр здесь процветает, — горько сказал толстяк с одыш­кой, как выяснилось, профессор Кайлов.

Его с готовностью поддержал Герасим Александрович Холкин, розо­вый, лысоватый мужчина:

— Вот именно! Сдают не листаж, а анонимки. С превышением плана!

— Боже мой. — прошептал Петрунин.

— Позвольте, — вскочил худощавый ученый со звучной фамилией Недобоков, человек резких изогнутых линий, казалось, он движется на шарнирах. — Я анонимок не пишу, всегда говорю, как известно, все прямо.

— На воре шапка горит, — сказал Чердаков.

— В воровстве здесь винят не меня, а вас, — живо парировал Недо­боков. — Я возвращаюсь к своей мысли. Пусть сам я не пишу анонимок, но я понимаю тех несчастных, которые вынуждены скрывать свое имя, ибо знают чугунную и беспощадную руку нашего, как говорится, шефа.

— Была б у меня рука чугунная, — с горечью возразил Ратайчак, — ты бы недолго здесь хулиганил. Давно бы вылетел по сокращению!

— Слышали? — воззвал Недобоков, громко хрустя всеми сустава­ми. — Вот он ответ на честную гласность! Грязный неприкрытый шан­таж!

— Не стоило б говорить о грязи тому, кто еще не пропустил ни одной сотрудницы моложе пятидесяти, — укоризненно сказал Ратайчак. — Сначала надо бы стать почище.

— Вот, вот! — огрызнулся человек на шарнирах. — Как же! Чисто­та — ваш конек! Недаром содержали уборщицу.

— Клоака, — кивнул одобрительно Скурский, — в подобной без­нравственной атмосфере стесняться, разумеется, нечего.

— Морали читает, — махнул рукой Чердаков, презрительно озирая Скурского, — лучше бы сказал про свою законную, про Зойку. Из какого расчета ты помалкивал, когда она здесь хороводилась?

— Клевета! — почему-то одновременно воскликнули и Ратайчак, и Кайлов, и розовый лысоватый Холкин.

Шумно задвигался и Недобоков — от возмущения он не мог гово­рить. Казалось, что все его шурупы разом вылезли из пазов.

— Вот видите, товарищ Петрунин, какие облыжные обвинения, — с душевной болью сказал директор. — Поверите, не сразу найдешься. Как прикажете все это квалифицировать?

Но Петрунин ничего не ответил. Голова подозрительно горела, на щеках выступили алые пятна, в горле была зловещая сухость, намерт­во сковавшая речь. Перед глазами его мелькали страшные смутные видения».

31. Пример спора, насыщенного некорректными приемами

В романе «Векфилдский священник» О. Голдсмит описывает спор между сквайром, опытным и беззастенчивым в средствах спорщиком, и молодым, неопытным, но рвущимся поспорить Моисеем.

Укажите, какие некорректные приемы используются в этом споре.

«Верно. — вскричал сквайр. — .Красивая девушка стоит всех интриг духовенства в мире. Что такое все эти десятины и шарлатанские выдумки, как не обман, один скверный обман! И это я могу доказать». — «Хотел бы я послушать! — воскликнул мой сын Моисей. — Думаю, что смог бы вам ответить». — «Отлично, сэр, — сказал сквайр, ко­торый сразу разгадал его и подмигнул остальной компании, чтобы мы приготовились позабавиться. — Отлично, если вы хотите хладнокровно обсуждать эту тему, я готов принять спор. И прежде всего, как вы пред­почитаете обсуждать вопросы, аналогически или диалогически?» — «Обсуждать разумно», — воскликнул Моисей, счастливый, что может поспорить. «Опять-таки превосходно. Прежде всего, во-первых, я надеюсь, вы не станете отрицать: то, что есть, есть. Если вы не согласны с этим, я не могу рассуждать дальше». — «Еще бы! — от­ветил Моисей. — Конечно, я согласен с этим и сам воспользуюсь этой истиной, как можно лучше». — «Надеюсь также, вы согласны, что часть меньше целого?» — «Тоже согласен! — воскликнул Моисей. — Это и правильно и разумно». — «Надеюсь, — воскликнул сквайр, — вы не станете отрицать, что три угла треугольника равны двум прямым». — «Нет ничего очевиднее», — ответил Моисей и оглянулся вокруг со своей обычной важностью. «Превосходно! — воскликнул сквайр и начал говорить очень быстро: — Раз установлены эти посылки, то я утверж­даю, что конкатенация самосуществования, выступая во взаимном двойственном отношении, естественно приводит к проблематическому диалогизму, который в известной мере доказывает, что сущность духов­ности может быть отнесена ко второму виду предикабилий». — «По­стойте, постойте! — воскликнул Моисей. — Я отрицаю это. Неужели вы думаете, что я могу без возражения уступить таким неправильным учениям?» — «Что? — ответил сквайр, делая вид, что взбешен. — Вы не уступаете? Ответьте мне на один простой и ясный вопрос: прав, по-вашему, Аристотель, когда говорит, что относительное находится в отношении?» — «Несомненно», — сказал Моисей. «А если так, — воскликнул сквайр, — то отвечайте мне прямо: считаете ли вы, что ана­литическое развитие первой части моей энтитемы deficient secundum quoad win quoad minus, и приведите мне свои доводы. Приведите мне свои доводы, говорю я, приведите прямо, без уверток». — «Я про­тестую, — воскликнул Моисей. — Я не схватил как следует сущности вашего рассуждения. Сведите его к простому предложению, тогда, я ду­маю, смогу вам дать ответ». — «О, сэр! — воскликнул сквайр. — Ваш покорный слуга. Оказывается, что я должен снабдить вас не только доводами, но и разумением! Нет, сэр. Тут уж я протестую, вы слиш­ком трудный для меня противник». При этих словах поднялся хохот над Моисеем. Он сидел один с вытянутой физиономией среди смеющихся лиц. Больше он не произнес во время беседы ни слова».

< Предыдущая		Следующая >