12.5. Корректные и некорректные споры

Спор — столкновение мнений, позиций, в ходе которого каждая из сторон аргументированно отстаивает свое понимание обсуждаемых проб­лем и стремится опровергнуть доводы другой стороны.

Спор представляет собой важное средство прояснения и разреше­ния вопросов, вызывающих разногласия, лучшего понимания того, что не является в значительной мере ясным и не нашло еще убедительного обоснования. Если даже участники спора не приходят в итоге к согласию, в ходе спора они лучше уясняют как позиции другой стороны, так и свои собственные.

Искусство ведения спора называют эристикой. Эристика полу­чила большое распространение в Древней Греции в связи с расцветом политической, судебной и моральной полемики. Первоначально эристика понималась как средство отыскания истины и добра с помощью спора, она должна была учить умению убеждать других в правильности выска­зываемых взглядов и, соответственно, умению склонять человека к тому поведению, которое представляется нужным и целесообразным. Но пос­тепенно эристика выродилась в обучение тому, как вести спор, чтобы до­стигнуть единственной цели — выиграть его любой ценой, совершенно не заботясь об истине и справедливости. Широкое хождение получили разнообразные некорректные приемы достижения победы в споре. Это серьезно подорвало доверие к обучению искусству спора.

Использование в споре нечестных или некорректных приемов не способно, конечно, скомпрометировать саму идею спора как интересного и важного средства достижения взаимопонимания между людьми, углуб­ления знаний о мире. Эристика как изучение спора и обучение искусству его ведения и правомерна, и полезна, но только при условии, что целью спора считается установление истины и добра, а не просто победа любой ценой.

Эристика не является отдельной наукой или разделом какой-то нау­ки. Она представляет собой разновидность «практического искусства», подобного обучению ходьбе или музыке.

Тактические приемы, помогающие выиграть спор, можно разделить на корректные и некорректные. Первые носят преимущественно тех­нический характер, в них есть элемент хитрости, но нет прямого обмана. Приемы второго рода — это разнообразные обманные действия.

Нужно изучать, конечно, и те и другие тактические уловки. Коррект­ные — чтобы знать, как можно, пользуясь допустимыми средствами, отстоять свою точку зрения. Некорректные — чтобы предвидеть, что можно ожидать от неразборчивого в средствах противника, и уметь вы­вести его на чистую воду.

Спор — это борьба, и общие методы успешной борьбы приложимы также в споре.

Во всякой борьбе очень ценна инициатива. В споре важно, кто за­дает его тему, как конкретно она определяется. Нужно уметь повести ход спора по своему сценарию.

Рекомендуется, далее, не обороняться, а наступать. Даже оборону лучше вести с помощью наступления. Вместо того чтобы отвечать на воз­ражения противника, надо заставить его защищаться и отвечать на выдви­гаемые против него возражения. Предвидя его доводы, можно заранее, не дожидаясь, пока он их выскажет, выдвинуть их самому и опровергнуть.

Рекомендуется также концентрация действий, направленных на центральное звено системы аргументов противника или на наиболее сла­бое ее звено.

Можно применять в споре прием опровержения противника его же собственным оружием. Из принятых им посылок надо всегда пытаться вывести следствия, подкрепляющие защищаемый вами тезис. Особый интерес в этом случае представляют неожиданные для противника след­ствия, о которых он даже не подозревал.

Эффект внезапности можно использовать и многими другими спо­собами. Например, придержать самые неожиданные и важные сведения к концу спора.

Нередко, особенно когда предмет спора не является в достаточной мере определенным, может оказаться полезным не занимать с самого на­чала жесткую позицию, не спешить твердо и недвусмысленно определить ее. Иначе в переменчивых обстоятельствах спора трудно будет ее моди­фицировать и тем более от чего-то отказаться.

Принято считать, что нет ничего недозволенного и в таком приеме, как взять слово в самом конце спора, зная все аргументы выступавших и лишая их возможности развернутого ответа. Однако вряд ли этот прием демократичен: он доступен далеко не для каждого участвующего в споре.

Частый, но явно некорректный прием в споре — так называемая подмена тезиса. Вместо того чтобы обосновать выдвигаемое положе­ние, приводятся аргументы в пользу другого утверждения, выдвигаемого вместо того, которое требовалось доказать.

К примеру, надо показать, что на осине не могут расти яблоки; вместо этого доказывается, что они растут обычно на яблоне, и не встречаются ни на груше, ни на вишне.

Еще один некорректный прием — использование ложных и не­доказанных аргументов в надежде на то, что противная сторона этого не заметит.

Употребление ложных, недосказанных или непроверенных аргумен­тов нередко сопровождается оборотами: «всем известно» «давно уста­новлено», «совершенно очевидно», «никто не станет отрицать» и т. п.

Слушателю как бы остается одно: упрекать себя за незнание того, что давно и всем известно.

К одной из форм лжи иногда относится намеренное запутывание или сбивание с толку. В выступлении того, кто прибегает к такому прие­му, возможно, и содержится какая-то информация, но ее чрезвычайно трудно уловить.

Некоторые некорректные приемы ведения спора, применяемые до­вольно часто, получили собственные имена.

Аргумент к публике — вместо обоснования истинности или лож­ности тезиса объективными доводами пытаются опереться на мнения, чувства и настроения слушателей. Воспользовавшийся этим аргументом человек обращается не к своему партнеру в споре, а к другим участникам или даже случайным слушателям и стремится привлечь их на свою сторо­ну, апеллируя преимущественно к их чувствам, а не к разуму.

Так, на одной из дискуссий по поводу теории происхождения видов Ч. Дарвина епископ Вильберфорс обратился к слушателям с вопросом, были ли их предки обезьянами. Защищавший данную теорию биолог Т. Хаксли ответил на это, что ему стыдно не за своих обезьяньих предков, а за людей, которым не хватает ума и которые не способны отнестись всерьез к выводам Дарвина.

Довод епископа — типичный аргумент к публике. Тем, кто присут­ствовал на этой дискуссии, проходившей в конце XIX в., казалось не сов­сем приличным иметь своими, пусть и отдаленными предками обезьян.

Аргумент к личности — противнику приписываются такие не­достатки, реальные или только мнимые, которые представляют его в смешном свете, бросают тень на его умственные способности, подры­вают доверие к его рассуждениям.

Такого рода «критика» противника, приписывание ему нехороших черт или порочащих мотивов ведут к тому, что уже не сущность того, что он говорит, а сама его особа становится предметом обвинений. Даже если упреки в адрес противника справедливы, этот прием некорректен, по­скольку меняет плоскость спора. Из того, что человек допускал какие-то промахи, вовсе не следует, что и к сказанному им сейчас надо отнестись с недоверием. Жонглирование отрицательными характеристиками лично­сти противника, не имеющими никакого отношения к существу рассмат­риваемого вопроса, в товарищеском споре, разумеется, недопустимо.

Особенно обидным аргумент к личности оказывается тогда, когда один из спорящих приписывает другому свои собственные отрицатель­ные черты или порочащие мотивы. О совете одного пройдохи поступать именно так вспоминал И. С. Тургенев:

«— Если вы, например, ренегат, — упрекайте противника в том, что у него нет убеждений! Если вы сами лакей в душе — говорите ему с уко­ризной, что он лакей, лакей цивилизации, Европы, социализма.

— Можно даже сказать: лакей безлакейства! — заметил я.

— И это можно, — подхватил пройдоха».

К числу аргументов к личности можно отнести и случай, когда с целью опровержения какого-то обвинения выпячиваются достоинства подзащитного.

Так поступает, например, адвокат, говорящий в суде: «Господа при­сяжные заседатели, господин судья! Мой клиент признался, что воровал. Это ценное и искреннее признание. Я бы даже сказал, что оно свиде­тельствует о необыкновенно цельной и глубокой натуре, человеке смелом и честном. Но возможно ли, господа, чтобы человек, обладающий такими редкостными качествами, был вором?»

Аргумент к человеку — в поддержку своей позиции приводятся ос­нования, выдвигаемые противной стороной в споре или вытекающие из принимаемых ею положений.

Например, школьники просят учителя ботаники вместо урока отпра­виться в лес. При этом они ссылаются на то, что, как он сам не раз говорил, непосредственный контакт с природой — лучший способ узнать ее тайны.

Такого рода довод является нечестным только в том случае, когда че­ловек, прибегающий к нему, сам не разделяет данного убеждения и толь­ко делает вид, что он присоединяется к общей платформе.

Аргумент к тщеславию — расточение неумеренных похвал про­тивнику в надежде, что в споре, тронутый комплиментами, он станет мягче и покладистей.

Этот довод можно считать частным случаем аргумента к личности. Как только в дискуссии начинают встречаться обороты типа «не подле­жит сомнению глубокая эрудиция оппонента», «как человек выдающихся достоинств, оппонент.», можно предполагать завуалированный аргумент к тщеславию.

Аргумент к несмелости или к авторитету — обращение в под­держку своих взглядов к идеям и именам тех, с кем противник не посмеет спорить, даже если они, по его мнению, не правы.

Например, в дискуссии по мировоззренческим вопросам одна сторона ссылается на авторитет великих ученых: физиков, математиков, химиков. Другая сторона чувствует, что эти авторитеты в частных областях дале­ко не всегда правы в самых общих вопросах, но не рискует высказаться против них.

Аргумент к физической силе («к палке») — угроза неприятными последствиями, в частности угроза применения насилия или прямое упот­ребление каких-то средств принуждения.

Скажем, отец, наставляя не соглашающегося с ним сына, грозит, что накажет его, если тот принесет из школы тройку.

Аргумент к невежеству — ссылка на неосведомленность, а то и невежество противника в вопросах, относящихся к существу спора;

Упоминание таких фактов или положений, которых никто из присутст­вующих не знает и не в состоянии проверить.

Допустим, приводится известный принцип, но сформулированный на латыни, так что другая сторона, не знающая этого языка, не понимает, о чем идет речь, и вместе с тем не хочет этого показать. Иногда неспособ­ность противника опровергнуть какое-то утверждение представляется как довод в пользу этого утверждения: «Можешь доказать, что никто не способен читать мысли другого? — Нет, не могу. — Значит, должен со­гласиться с тем, что кто-то способен это делать».

Аргумент к жалости — возбуждение в другой стороне жалости и сочувствия.

Например, студент, не сдавший экзамена, просит профессора поста­вить ему хотя бы удовлетворительно, иначе его лишат стипендии.

Все эти аргументы являются, конечно, некорректными способами за­щиты своей позиции. Но нетрудно заметить, что применение одних легче понять и извинить, чем употребление других. Некоторые же ничем нельзя оправдать.

Недопустимы в споре и такие уловки, как умышленный уход от темы, длинные разглагольствования о вещах, не имеющих никакого отношения к обсуждаемым вопросам, попытки запутать основную мысль всяческими деталями и подробностями, чтобы затем незаметно направить внимание участников спора на то, что кажется выигрышным, и т. п.

Известно, что наши недостатки суть продолжения наших достоинств. Но если мы потворствуем даже лучшему из недостатков, он разрушит лучшую из наших добродетелей.

Гибкость ума — прекрасная черта человека. Однако если она на­правляется на то, чтобы с помощью уловок и обманных приемов выдавать ложное за истинное, а неправое за справедливое, она становится препят­ствием на пути познания человеком мира и жизни.

< Предыдущая		Следующая >